in tenebris lucet
Глиняный сосуд в момент обжига запоминает линии земли.
Но карта меняется, реки высыхают, и вот уже система навигации перестроилась под новые ориентиры.
Мир меняется, и горшок в нем уже как-то не к месту. Нет тех гор, рек и морей, которым он был созвучен, как нет тех рук, которые лепили его.
И ему только и остается, что петь про себя - "У царя Мидаса - ослиные уши!".
Потому что жизнь коротка, искусство же - вечно.
Но карта меняется, реки высыхают, и вот уже система навигации перестроилась под новые ориентиры.
Мир меняется, и горшок в нем уже как-то не к месту. Нет тех гор, рек и морей, которым он был созвучен, как нет тех рук, которые лепили его.
И ему только и остается, что петь про себя - "У царя Мидаса - ослиные уши!".
Потому что жизнь коротка, искусство же - вечно.