Ты так темна, прекрасна и пуста. Мне так уютно у тебя внутри – в пространстве между звёзд и звёздной пылью, согретой пеплом остывающих костров, читать дальшеи островов, подвешенных в ничто, с каскадами ревущих водопадов и с шелестом твоих лесов и трав. Мне нравятся руины городов твоих планет – теперь я знаю каждый, на ощупь, новых пальцев тонкой кожей. Прошу – не изгоняй меня, как Еву выгнали за плод – я – тоже плод, и я познала то же. Но – боже... Боже. Боже. Боже! БОЖЕ! Сжимаются границы внешней сферы - в единый миг – сжимается пространство и рушится мой дивный старый мир, меня выталкивая вон – вовне, в холодную безвидную пустыню, где твердь не отделилась от воды (а может, отделилась - хер бы с нею). Мучительно, по страшному тоннелю – а мне бы в небо, снова, внутрь, туда – ведь я дышу через тебя, живу тобою! Но ты, как смерть, как ночь, неумолима – выбрасываешь вон меня толчками, рвёшь нашу связь – рукой недрогнувшей и закалённой сталью. Ты исторгаешь то, что было между – последнее, не часть тебя, а так, кусок кровавой темноты плеромы. ........................................................................................................ Мне здесь не нравится. Здесь острый воздух ранит. Тут свет немилосердно щиплет глазки. Верни меня обратно... Мама! МАМА!!! ...................................................................................................... Звериная, обманчивая нежность твоих всевластных рук, меня над пропастью державших. Нет никакого "Мы". Ты это знаешь. Нет никакого "мы", как нет и "кроме". Да, мама, знаю - знаю лучше, чем кто-либо. Есть только твоё огромное и огненное "Я".
Хотела бы, но не могу - а жаль - Не ради одобрения в глазах твоих Слагать слова и сталь ломать о сталь. Скользить пером неловким по бумаге, Передавая очертанья дня. Но губы шепчут: "Посмотри на звёзды..." А сердце умоляет: "На меня!"
Я всё ещё надеюсь, что душа Перегорит в божественном огне, И будут уничтожены во мне Теней уродливых остатки и пустоты.
Что станет золотом простая позолота. Что чистым сердцем я смогу восславить Тебя, Как в сводах храмов лучистой готики хор безупречным жриц поет и славит имя предвечного на сотне языков.
Лежу недвижно. Я пьян от света и ненавижу себя за это. И, верь, мой светоч, тебя я тоже - бессмертным духом и тонкой кожей на ложном теле, на этом ложе из острых граней осколков мира - ...amaureya... kuile... mire... благословляю и ненавижу, и ненавижу, благословляя. И просыпаются в явь по снам Ключи от рая. Так стала карой моя награда. А небо звёзды в моря роняет - и разбегаются по волнам круги от ада.
Во снах мне часто снится Город. Он странным образом объединяет в себе все города, в которых я жила раньше, любимые их кусочки - и очевидно, буду жить, потому что иногда случается впервые оказываться в месте, уже знакомом до каждой мелочи - дома, дерева, парапета или лестницы. При том откуда-то совершенно точно могу сказать, "воспоминание" ли это или "предвидение" (не самые удачные категории, но от человечности разума, кажется, никуда не денешься - постоянно приходится напоминать себе о субъективности человеческого восприятия времени как "прошлое"-"настоящее"-"будущее"). Есть смутное ощущение, что эзотерики называют это "города тонкого плана" - пусть будет так, этот термин не хуже любого другого. читать дальшеВчера снова оказалась там - в той части, что похожа на город последнего детства. Троллейбус полз на гору, но вильнул с привычного маршрута влево, как бы на параллельную улицу. Однако вместо улицы там оказалось что-то среднее между лугом и садом, только с гористым рельефом - холмы, заросшие серебристо-зеленым, шёлковым ковылём по колено человеку, который колыхался по ветру; синяя-синяя река (вдоль неё какими-то зигзагами и ехал троллейбус); и вдоль реки - что-то вроде клумб или живых изгородей с алыми цветами. И всё это рождало ощущение радости. Потом сон на миг прервался, и я уже стояла на земле. В руках у меня было круглое зеркало в простой круглой раме из дерева или рога. Но, может, это была и чаша с водой - потому что поверхность слегка дрожала и колыхалась, как вода. Впрочем, может это было зеркало из воды... Я направляла его на небо - голубое небо с дождевыми облаками, серыми и ослепительно-белыми по краям. Солнца не было видно - то ли облака его скрыли, то ли оно село. Смотрела на небо, но потом перевела взгляд на зеркальную поверхность. И увидела в зеркале луну - круглую, белую, почти прозрачную, очень красивую, которую не было видно в небе. Поверхность задрожала, подернулась рябью, и рядом с луной - там, где должно быть моё лицо - появилось лицо моей нынешней двоюродной сестры Жени. Во сне Женя была одета в подобие греческой туники и греческих же лат - золоченые наручи и что-то вроде наплечников. Часто представляю её себе такой - а с тех пор, как она живёт на Кипре, и подавно. Интересно - это я пытаюсь разглядеть её в себе, или у неё есть вести? Если второе, то через вконтакт списаться проще, мне кажется))
Научи меня чистой нежности, безупречной и бескорыстной, как на склонах гор - цвет подснежника. Я сама наполню каким-то смыслом эти паузы между вдохами, что сжимают мир и лишают света. Всё, что нужно мне - только первый шаг. Ты ведь знаешь, как. Расскажи об этом.
Полон маяк безумных, странно прекрасных птиц - словно теней крылатых. Эхо беспечных криков множится тысячекратно и отражается в скалах - сумрачных зеркалах. Солнце из-под ресниц в прорезях узких глаз. Вон - уголёк в груди, а вот - посмотри, алмаз. Призрачно тлеет память во времени и в огне - пепел воспоминаний спрятан на глубине. Благословенный край вечновечернего моря... Мой персональный рай, сплавивший счастье с горем.
Течёт холодная река в замёрзшем городе зеркал. Ложится яркий белый снег на шпили башен и дома. Безлюдье, холод, тишина сведут с ума кого угодно. В вивлиофике городской какой таинственной рукой навечно вытерто из книг значенье слова "благородный"? По жалким улочкам кривым и крытым рынкам - горький дым. Здесь вдоль каналов и мостов моя мечта бредет босой, растрепанной, простоволосой, и раны на её груди едва ли прикрывают косы. Лежат осколками в снегу мои растерзанные сны. Я, рыцарь даги и плаща, ничем не лучше остальных - убийц, стяжателей, воров, алхимиков, что варят яды; девиц, что пустоту души нежнейшим маскируют взглядом; неверных жён, тупых мужей... На месте бога я уже давно бы стёр с лица земли сей город, и погрёб в пыли навеки проклятое имя - пусть кровь-вода в озёрах стынет, неразделимая навек... Но ты накинешь капюшон, и выйдешь утром из ворот... и храма куполом, прощён, опять восстанет небосвод.
С месяц назад приснился сон, что к Земле приближаются Юпитер и Сатурн - реалистично так приближаются, с прецессией. Я как раз гостила на Ямале у подруги юности - мы стояли на берегу Ледовитого океана, когда небо потемнело и шоу началось. Сравнимого по масштабам апокалипсиса внутренней вселенной ожидала и в этот уикенд. А ничего такого страшного не произошло. Наоборот, было много тонкого, герметичного внутреннего волшебства. Танцы среди невесомых мерцающих подруг - самое приятное, пожалуй, и апофеоз - совместный концерт "Золота и Ртути" и IGNIS FATUI в ирландском пабе. Чудесные песни IF -никогда их не слышала раньше - выстроились в какую-то невероятную последовательность. И вокал у них чудесный. "Золото и Ртуть" - как всегда. А Арнакша, оказывается, ещё и волшебник конферанса)) Не каждый момент жизни бывает такое - всё развивается по канонам сказки, но в то же время по непредсказуемом сюжету, в обход шаблонов. На какой-то миг даже показалось, что всё это происходит только в моей голове. Что со мной не так, профессор Дамблдор?. Потому что увиденное замкнуло другой круг сновидений: Только во сне пространство имело вид театра со стенами из изодранных чёрных тканевых полотнищ и деревянных лестниц, по которым восходили вверх. А в реальности - тяжёлые красно-кирпичные своды подземелья, под которыми творилась вся вчерашняя алхимия, и где царил полумрак. У них забавный лепреконский бармен: "Приведи трёх друзей, допейте уже этот чёртов бочонок London Pride, и тогда, так и быть, я продам вам сидра". Здорово, когда толпа волшебных существ собирается вместе, внутри одного сида. Тиски тёмной зимней печали на время разжимаются вокруг души, отсутствие болевого синдрома в пограничном сознании уже само по себе переживается как блаженство... в сумраке мерцают огоньки и золотистая пыль. Черный бархат и тартан. А там, во внешнем мире, крупными белыми хлопьями падал сказочный снег.
Разочарование от одних мыслящих существ поблизости (не осуждать, не уподобляться) компенсируется неожиданной красотой вновь открытых граней других - ну или очевидными и наглядными результатами самосозидания (радоваться, не завидовать).